- Приезжаем мы к бабушке, - вспоминает время жесткого карантина Шакизат. - Дочка ее нас встречает. Я спрашиваю, где можно руки помыть. Она на дверь показывает и со страхом: «Только за ручку не беритесь!». Хотя мы в защитных костюмах и масках стоим. Вот из-за этого мы и сами были психологически подавлены.

Сейчас, конечно, проще. Люди выдохнули. Но, чтобы понять, как мобильная бригада работала во время карантина, мы едем в микрорайон «Шанырак» к пациентке, которая под патронажем службы уже год.

- Паллиатив – это мое, я этому делу всей душой отдаюсь, - Толганай говорит это, когда «скорая» входит в очередной поворот. – Моя мама ушла из жизни из-за рака пищевода, папа – из-за почечной недостаточности. Сама сидела с родителями в паллиативе. Может быть, поэтому я здесь? В первые годы работы мобильной бригады было тяжело, никто нас не понимал и не поддерживал. Даже коллеги спрашивали: «Толганай, чем ты занимаешься? Зачем?». Мобильную бригаду создавали как модель для государства – доказать, что можно оказывать помощь бесплатно и на высоком уровне. Почти десять лет усилий, непонимания, скепсиса. Но мы добились того, что теперь бригады, подобные нашей, появляются по всей стране. Люди нас ждут. Мы облегчаем их жизнь, снимаем боль. А когда человеку легче, то и тебе тоже.

«...Лишь бы встать»

Скорая подъезжает к дому в микрорайоне «Шынырак». Надеваем бахилы, поправляем маски. Первой с пациенткой - пожилой женщиной, которая давно не встает с постели, - общается Толганай. В небольшой светлой комнатке столик с лекарствами и полки, на которых вместо книг и купленных по поводу и без безделушек – одноразовые шприцы и системы для капельниц. Хозяйка (какие же у нее пальцы - длинные и тонкие, музыкальные, сказали бы, будь она здорова) отвечает на вопросы врача с придыханием, словно всякий раз делает усилие над собой. Но я вижу как она рада. К ней пришли! Толганай осматривает пациентку, делает назначения, вслед за ней в комнату заходят медсестры – минут через пятнадцать с медицинской частью закончено. Дальше - психолог. Она садится на табурет возле кровати больной. Общаются. Вдруг Захидам спрашивает:

- Невестка вам купила цыплят? Домой их заносят?

- Нет, они на улице. Уже выросли - яички несут, - и столько счастья на лице, как у ребенка, которому, наконец, купили щенка.

- Вы цыплят хотели? – не могу удержаться, чтобы не спросить.

- Я хотела встать и открыть мини-ферму, - отвечает. - А цыпляток своих видела - сын иногда вывозит меня во двор в инвалидной коляске. В целом чувствую себя хорошо. Не то, что легче - отлично даже, жаловаться грех. Только рука немеет постоянно – такое ощущение, как током…

Психолог задает вопросы по анкете. «Хорошо ли спите?». «Как кушаете?». «Как оцениваете боль по десятибалльной шкале?».

- Сегодня хорошо выглядите, - и Захидам тоже улыбается, глядя на нее. - Лицо такое свежее.

- Рахмет! Обрадовали. Я сама чувствую себя здоровой процентов на восемьдесят. Лишь бы пойти…

Последняя фраза застревает комом в горле. Прощаемся. Пора ехать дальше.

- Она может встать? – беру под локоть Шакизат, которая давно помогает этой пациентке.

- У нее одна сторона парализована и последняя стадия рака. Но, как видите, она верит и ставит перед собой цель.

- А чудо?

- В моей практике чудес не было. Конечно, человеку на какое-то время может стать лучше – в этом и смысл нашей работы. Но вот так, чтоб он исцелился. Нет…

Мы едем к следующему больному, но эти цыплята не выходят из головы.

- О чем еще мечтают пациенты? – спрашиваю.

- Был мужчина, всего 43 года было. Рак мозга, - вспоминает Захидам. - Его дочке было всего 13 лет. Больше всего на свете он хотел побывать на ее свадьбе. Я видела, как сияли его глаза, когда он говорил про дочь. Советовала ему фантазировать, прокручивать в голове, как это могло бы быть. Попросила родственников сделать для него карту желаний. Правда, никто ничего не сделал…

- Не сделал?

- Увы. Часто родственники сдаются раньше пациентов…

«Это они привели меня сюда»

Первая мобильная бригада появилась десять лет назад. Толганай здесь уже семь лет, Шакизат, как она сама говорит, недавно – «всего» пять лет, а Жадыра, Захидам и Анара - четвертый месяц. Они пришли в начале марта, как раз перед карантином – времени на то, чтобы раскачаться не было.

- Я работала в экстренной хирургии, кардиологии, в частной клинике. Там тоже были тяжелые пациенты – но здесь другое. Ты приходишь к человеку, оказываешь ему помощь, но понимаешь, что… Первые две недели толком спать не могла – видела тех, к кому мы приезжали, во сне. А сейчас, кажется, привыкла. Но родителям о том, что я здесь работаю, не говорила – берегу их.

Об этом рассказывает Жадыра. Мы сидим во дворе дома, хозяин которого из-за болезни не помнит даже себя. Это второй адрес для бригады. Есть несколько свободных минут, пока с пациентом работают коллеги.

- Не думала, что буду работать в такой сфере, - признается она. - Сомневалась. Но мы давно знакомы с Шакизат, я обещала ей, что приду, когда из бригады уволилась медсестра. Сначала казалось, не мое это - уйду. Потом начался карантин – не могла команду бросить. А сейчас… Не знаю.

- Трудно морально?

- Трудно, - говорит Жадыра и каждая из них, когда я касаюсь этой темы.

Молчаливая Анара просто кивает головой в ответ. Толганай вздыхает:

- Не то слово, как трудно!

А Захидам делится сокровенным:

- Ты каждый день видишь, что жизнь не вечна, и перед болезнью все мы бессильны. Поэтому нужно сейчас делать что-то хорошее – только это мы унесем ТУДА. А работать тяжело. Пациенты на какое- то время становятся близкими. Когда ты теряешь кого-то из них, кажется, что родственник ушел. Я сама два года ухаживала за свекровью, мои отец и сестра умерли от онкологии.

- Думаете, это они вас сюда привели?

- Да. Мне казалось, я недостаточно сделала, когда они еще были живы. И теперь, помогая людям с онкологией, я как бы возвращаю этот долг им…

- Отпускает?

- Отпускает. Ты примиряешься сам с собой.

Последней на этот вопрос отвечает Шакизат (у нас получается поговорить уже после того, как мобильная бригада возвращается на базу – в институт онкологии):

- Меня привела Шолпан Утебаева, она тоже медсестра и дольше всех в нашей команде. Ее сегодня здесь нет, но я хочу, чтобы вы упомянули Шолпан. Она много добра сделала. А я? Поначалу даже плакала. Приходишь домой, все мужу рассказываешь - он у меня тоже все близко к сердцу принимает. Особенно жалко одиноких стариков – им стакан воды подать некому, - и молодых. Сейчас привыкла, но все равно людей жалко. Хотя и у нас радости бывают. Звонишь пациенту и слышишь: мне легче - я сегодня во двор выходил. Во время карантина у нас бабушка такая была. Говорит: я в пять утра встала, вышла в огород, цветы полила. И ей хорошо, и у тебя на душе приятно.

- Что больше всего запомнилось за эти три месяца?

- Мужчина молодой – он недавно ушел. Пятеро детей, жена беременна – ни квартиры своей, ни денег. Представляете? Смотреть больно. Кровать им привезли, биотуалет. Открыли на имя его жены карточку: собирали для них деньги на лекарства и еду.

- Вас карантин изменил? Одно время много об этом говорили.

- Я решила стать еще добрее и еще больше помогать людям. Не знаю, может это наивно звучит. Вот вы спрашивали, верю ли я в чудо? Наверное, ничего волшебного со мной не случалось – поэтому и не верю. Всего достигла своим трудом. Девчонки наши меня учат: надо формулировать желания, представлять то, что хочешь, быть оптимистом…

- Правильно учат, - соглашаюсь.

- Ну не знаю. Надо попробовать. Говорят же, что должно вернуться то добро, которое мы делаем.

- Конечно, вернется.

Обнимаемся на прощанье. Иду к выходу. Через несколько шагов оборачиваюсь:

- Шакизат! Чудо будет! Вот увидите.

Она улыбается.

- Әумин!

Цикл материалов о людях, которые продолжают делать важную работу, несмотря на пандемию и связанные с ней ограничения Vласть выпускает при поддержке компании «Шеврон».

Источник: https://vlast.kz/faces/40149-tazelo-ne-to-slovo.html?fbclid=IwAR1pDmzdjSmR3ymL2luNoeEKNJ_ivxpzkQdA1ZPf1nqvBaxwzo969t4cTMc